- 2 -
Дверь открыл Фелипе. Широкая улыбка, футболка Nautico Recife, шорты в красно-синию сетку, моего роста. И что-то неприятное во взгляде, не понять.
— Хей! Muito prazer! Приятно познакомиться! — сказал он, пожав руку в аккуратном рукопожатии.
— Мне тоже! Меня Миша зовут.
Мы прошли на кухню. Фелипе показал на холодильник, облепленный магнитиками и бумажками.
— Пароль от wifi здесь.
— Ок, спасибо — усмехнулся я, взглянув на белую дверку.
«Открывать тут» на английском в правом нижнем уголке холодильной секции. Флайер про доставку воды под магнитиком из Порту. «Я люблю Нью-Йорк». «Я люблю Сан-Франциско».
— Хочешь пить?
— Да!
Я внезапно ощутил, что испытываю жажду.
— Жарко, да? — рассмеялся Фелипе, смотря как я опустошаю стакан.
— Да. Особенно, когда идешь пару часов с рюкзаком. Я шел от аэропорта пешком.
— Ты шел от чертова аэропорта пешком по этой жаре?! Ты совсем сумасшедший?
Я пожал плечами.
— Почему ты не взял такси, или не поехал на автобусе?
— Ну, автобусы были забиты. И я не езжу на такси без крайней необходимости.
Я снова налил воды в стакан и отпил половину. Бежевая плитка на довольно грязном полу.
— К тому же мне удалось увидеть милые трущобы — тут, недалеко, за озером.
— Ты шел через фавелы Разбитых зеркал? Там очень опасно! Это безумие!
— Вообще-то то там я чувствовал себя куда безопаснее, чем на этих бесконечных бетонных дорогах!
Фелипе ну очень скептически взглянул на меня.
— Так, я сейчас еду встречаться с друзьями, ты поедешь?
Я кивнул. — Где у тебя душ?
Мы сели в автобус и поехали в современный центр, где несколько линий вдоль пляжа на многие километры застроены небоскребами, в одном из которых, на шестнадцатом этаже, снимали квартиру друзья Фелипе. Все уже были в сборе, и Филипе представил меня как сумасшедшего чувака из России. Ребята — я всем говорил привет и улыбался — называли свои имена в ответ. Джои — темненькая девочка с кудряшками, Тьяго — худой улыбчивый паренек, сразу сказал, что почти не говорит по-английски, девушка в коричневых очках, чье имя я сразу забыл, Томас — чувак моего возраста, с виду прилежный студент первых курсов, серьезная девушка Андреа в очень красивых изумрудных шароварах, девушка с радостной улыбкой и длинными черными волосами — Сара.
Как это часто бывает на около-каучсерфинговых тусовках, мы много разговаривали о путешествиях. Истории вписок, поездок, путешественников из разных стран лились как алкоголь — приятно, незаметно и радостно.
— Я прилетел из Франкфурта. Это был самый дешевый билет из Европы в Южную Америку. Только поэтому и оказался здесь, — рассмеялся я в ответ на вопрос, «А почему в Ресифе?».
— А я в Германии не была. Мы с подругой путешествовали по Португалии и Испании, — сказала Сара.
— Я вообще за переделы штата Пернамбуку выезжал два раза в жизни, — рассмеялся Тьяго.
— Почему? — спросил я его.
Тьяго пожал плечами.
— Не интересно, — развел руками он.
Я хотел выяснить, как это может быть не интересно, но тут Томас стал рассказывать о своих поездках к родне в Аргентину, агитируя всех поехать на какой-то известный водопад на границе с Бразилией и Парагваем. Потом Фелипе рассказал, как год учился в США и изъездил его от побережья до побережья. Я порассказывал о летнем и зимнем евротрипах и путешествии по Таиланду.
— Вас послушать, так мир такой маленький, — сказала Миранда, девушка, чье имя я сперва не запомнил.
Я отошел в туалет и по пути немного рассмотрел квартиру. Кроме небольшой гостиной, в ней было три маленьких комнатки, очень маленькая кухня, еще меньше — прихожая и туалет с душевой кабиной, и балкончик — с видом на океан небоскребов. Узкие коридоры с белыми пустыми стенами, закрытые двери комнат — ни намека на уют, который редко и встретишь в таких студенческих квартирах. И даже общее пространство — с гамаком, старенькой софой и импровизированной барной стойкой — было бы безжизненным без нас.
— Что вы, ребята, знаете о России? — спросил я, когда вернулся.
— Что очень холодно, — сказала Джои поежившись.
— Много водки, — засмеялся Тьяго.
— Путин! — сказала Андреа.
— Сумасшедшие водители с видеорегистраторами — воскликнул Томас, размахивая рукам. — Весь ютуб забит роликами. У вас что, все там ездят с этими штуками?!
В моей голове английский смешивался с португальским, сидр смешивался с вином, смысл смешивался с бессмыслицей. Я общался с Фелипе и Томасом, Андреа с Тьягу и Мирандой о чем-то смеялись на португальском, Джои болтала по телефону. Я рассказывал ребятам какие-то истории, уже слабо соображая, что я несу, но было это очень весело. Мы в очередной раз смеялись над чем-то, когда меня вдруг выдернул громкий голос Андреа. Она что-то зло выговаривала Тьяго.
— Опять вы спорите об этом! Хватит! — вскричала Джои.
Но, кажется, поезд уже ушел.
Андреа подошла к дивану и взяла сумку.
— Я все, — сказала она.
— Пойдем погуляем, — протянула Миранда, но Андреа только помотала головой.
Они еще о чем-то поговорили в прихожей, тихо, пару минут. Щелкнул дверной замок, и Миранда вернулась к нам. Вдруг стало как-то не очень.
— Идем на волнорез! — позвал нас Фелипе.
Мы вышли вместе и попрощались с Мирандой, которая немного обиженно поцеловала Тьяго и поехала куда-то в другой конец небоскребов.
Пройдя пару кварталов вниз, мы свернули и пошли вдоль пляжа, который, несмотря на поздний час, был полон людей. Здесь снова бурлила жизнь: парни и девушки бегали с телефонами на бицепсах и наушниками в ушах, жители первых линий гуляли с забавными маленькими собачками, а ребята играли в футбол у самой воды. Уставшие спортсмены пили кокосы из трубочек, пока на велодорожке велосипедисты и скейтбордисты эффектно пересекали траектории друг друга под ритмичную музыку. Мне не хотелось разговаривать, и я шел практически молча, слушая ребят, обсуждающих между собой локальные штуки, которые я практически не понимал из-за слабого португальского и незнания контекста.
Дойдя до конца пляжа, мы попали на волнорез, обложенный камнями и бетонными блоками. Удивительно безлюдный, он шел тонкой линией далеко к острову. Немного пройдя по нему, мы остановились. Справа от нас шумел океан, простирающийся на тысячи километров до самой Африки. Слева, за заливом, виднелся остров Сан Антонио с сохранившемся старым городом. Два огромных небоскреба угрожающе нависали над ним, смешавшись воедино в диком бразильском миксе, где современность сочетается с отсталостью, богатство соседствует с нищетой, а красота сливается с уродством. Прямо около нас плавали три больших черных кольца, привязанные к берегу толстыми веревками. Сделанные из толстых пластиковых трубок, они ограждали кусочки воды словно там росли молодые деревья. Я поинтересовался у Фелипе об их предназначении, но никто не знал, зачем нужны эти кольца. Они просто всегда здесь были.
Мы добрались до конца волнореза и вышли на остров. Было уже поздно, и все стали разъезжаться. За Джои приехал парень, а Сару мы проводили до дома. После этого и Тьяго с Томасом взяли такси — обратно в свою квартиру на шестнадцатом этаже.
— Пока, ребята! Boa noite!
Мы с Фелипе остались вдвоем — в центре старого города, в получасе от дома. У меня снова появилась энергия, и я был рад, что Фелипе тоже непрочь пройтись пешком. Перейдя через мост Маседу на другой остров, где безумные многоэтажки еще не успели победить старую колониальную застройку, мы оказали на площади Республики. Я рассказывал о каком-то треше, казавшимся здесь, в Бразилии, трешем полным. Про китайцев, оказавшихся без документов на российско-финской границе, про автостоп на пустой дороге в минус 40, про полазки по крышам в Питере...
— Вот по таким, — сказал я, показывая на здание в лесах. — По таким мы часто и лазили.
— Это театр Святой Изабеллы, — произнес Фелипе. — Отсюда должен быть отличный вид на дворец правительства!
Я задумался, глядя на забор с колючей проволокой. Фелипе посмотрел на меня и кивнул на здание.
— Vem! Погнали! — сказал он — чувак, который совсем недавно втирал мне про опасности прогулок по трущобам.
Я колебался. Было 4 часа утра: самое лучшее время в мире, чтобы незаметно залезть на крышу. Однажды, в такие же 4 утра мне с другом удалось залезть на Эрмитаж. И уйти оттуда — без компании людей в форме. Хотя, в тот момент я мечтал о том, чтобы они появились, и мне не пришлось слезать вниз по этому чертову металлическому каркасу на подкашивающихся от страха ногах.
— Погнали! — ответил я.
И мы полезли через забор.
Мы быстро добрались по лестницам до самого верха. Дальше нужно было залезть на последнюю перекладину, которая находилась на уровне крыши, и оттуда уже перебраться на нее. Ничего сложного, если нет страха сорваться. Но инстинктивный страх сразу включился, и я тут же почувствовал неприятную слабость, расползающуюся по всему телу. И куда делась вся алкогольная легкость, когда она так нужна? Так. Таак… ААА!!! Ненавижу!!! Злость разливалась по мне, как чашка дымящегося чая, опрокинутая на живот. Ну почему я всегда лезу в какую-то задницу?! Надо было собраться. Я сделал несколько глубоких вдохов и напряг мышцы рук и ног. Чтобы снизить риск, мне нужно было продумать каждый шаг, а потом исполнить, полностью концентрируясь на механических движениях. Сначала нужно забросить правую ногу на нижнюю трубу. Потом поставить левую ногу на металлический выступ. Затем подтянуться и закинуть ногу на перекладину. Все просто.
Я подошел к краю и полез наверх. Каждое движение, каждый захват были нарочито твердыми. Всего несколько секунд — и я вылезаю на крышу вслед за Фелипе, чувствуя громадное облегчение и адреналин в крови. Ради этого контраста и ради чувства свободы, которое особенно остро ощущаешь, находясь на высоте и видя всю эту красоту, которая простирается под тобой на многие километры вокруг, я и забирался на крыши, несмотря на противный страх.
Крыша оказалась покатой, но сложенной из устойчивой красной черепицы. Мы поднялись наверх и забрались на техническую будку, которая находилась выше всего. Оттуда можно было спокойно осмотреть окрестности. Вид и правда был очень хорош. Внизу, под нами, лежала утопающая в зелени площадь Республики, освещенная со всех сторон яркими светодиодными фонарями. Слева от нас был дворец правительства, стоящий на полукруглой части нашего острова. А прямо перед нами, за тонкой полоской воды, виднелся слабо освещенный волнорез, за которым чернел Атлантический океан.
Мы еще перешли на другую сторону здания, где улица Солнца шла к мосту через реку Капибарибе, и вернулись обратно, к краю крыши, к месту, где мы поднялись наверх. К счастью для меня, слезть оказалось проще, чем подняться. Но вот внизу нас ждал сюрприз: колючая проволока загибалась в нашу сторону. Некоторое время мы ходили вдоль забора, думая, как на него забраться, пока не нашли спасительный мусорный бак. Мы подтащили его к забору, забросили на проволоку наши измазанные кофты-футболки, очень криво перелезли друг за другом, и быстро ушли, оставив ошметки одежды болтаться на проволоке.
Дилемма: душ или спать? Желание смыть с себя пот и грязь было сильнее, но после душа мне захотелось еще и поесть. Нужно было как-то перебить голод, так что я достал одну из тех шоколадок на экстренный случай, которые всегда лежат в моем верхнем кармане рюкзака когда я путешествую. Уже начинало светать. Со сникерсом в руках я вышел на террасу перед входом, чтобы посмотреть на рассвет. Прямо над головой ярким светом светились высокие перистые облака, еще не успевшие испариться под солнечными лучами. За нашим озером виднелись просыпающиеся после недолгого сна фавелы Разбитых зеркал — с самыми живыми людьми этого города. С берега дул свежий морской ветерок. На берегу росли кастаньолы, откуда утренние птицы перекрикивались необычными красивыми звуками. Чуть за озером, прямо по центру взгляд упирался в гигантский жилой комплекс: унылое серое говно.
Я долго не мог заснуть — слишком много было всяких мыслей и ощущений. Этот чертовски длинный день, начавшийся на очень мягкой кровати в уютном доме Элизы и Клауса во франкфуртском Вестэнде, заканчивался здесь — на бразильской вписке на углу непонятного пруда. И было в этом что-то нереальное, и в тоже время — очень настоящее. Как свежий воздух на берегу северных морей, которым наслаждаешься после атмосферы мегаполиса — разницу ощущаешь, только дыша этим чистым воздухом, но забываешь, вернувшись в душный город — так и этот день — я чувствовал это всеми клетками своего тела — был в тысячу раз насыщеннее тех одинаковых, пустых дней в офисе. И не понятно, как может называться жизнью и то, и другое?
